Картины - вещь удобная. Хорошая живопись подходит к любому интерьеру, к любому стилю. Она просто меняют интерьер «под себя». Об этом рассказывает выставка «Поздний Машков», третья выставка из серии «Московская школа», в фонде IN ARTIBUS, где акцент сделан на последнем двадцатилетии, зрелом периоде творчества Ильи Машкова. 40 произведений из частных коллекций и государственных музеев (впервые экспонируется «Девушка с подсолнухами», часть триптиха 1930 года, и 6 эскизов к монументальным панно гостиницы Москва), комментирует Елена Руденко.
Елена, почему Машков?
Всё просто. Во-первых, потому, что мы любим этого художника. Кроме того, это третья выставка, посвященная московской школе живописи. Мы начинали с Владимира Вейсберга, потом была выставка Бориса Касаткина и, наконец, - Илья Машков, отец-основатель московской школы живописи, - ключевая выставка этой трилогии. Кроме того, хотя позднего Машкова никто не забывал, творчество этого периода художника немножко сейчас в тени, по сравнению с ранним бубнововалетовским периодом. При понятной неприязни ко всему советскому, его вдруг все стали принимать за художника соцреалиста. У него была достаточно удачная судьба. Его никто никогда не репрессировал, не сажал в тюрьму. Отчасти это ему даже ставили в вину.
Когда в Третьяковскую галерею 10 лет назад привозили работы из Волгоградского музея, помню, что натюрморт Ильи Машкова «Привет XVII съезду ВКП(б)», критики всерьез восприняли как апологию советской власти. Мы же её рассматриваем как жанр, как классический натюрморт, редуцированный Машковым до лубка, с которого он начинал. «Привет XVII съезду ВКП(б)» - великолепная работа, яркая, красивая, сбалансированная. Очень любопытно рассматривать даже надпись «Привет XVII съезду ВКП(б)», сделанную пуантелью, в которой отражаются все цвета произведения. Помните, Сера делал рамки для своих работ из цветных точек? Здесь есть прямая аналогия. Этот натюрморт сталинские критики в свое время «не заметили» на всякий случай. Натюрморт при жизни художника никогда не бывал на выставках. Критики того времени понимали, что этот натюрморт - вряд ли апология Советской власти.
Что можно говорить о смене манеры художника?
Безусловно, она поменялась, но гораздо раньше, чем принято считать. В экспозиции выставки есть работа 1922 года, знаменитый «Натюрморт с веером» из Русского музея. Его, критически настроенные люди, не хотят отдавать позднему Машкову. Но он висит в экспозиции специально. Здесь это самая ранняя из поздних работ Машкова. Она появилась на «Выставке картин» в 1923 году. Художники «Бубнового валета» самим названием («Выставка картин») тогда хотели подчеркнуть, что они остаются приверженцами традиционной классической живописи. И на этой выставке не только Илья Машков, но и его коллеги по цеху, показали, куда они пойдут дальше. И это был возврат к классике. А 1923 год - это еще не то время когда возврат к классической живописи приветствовался. ЛЕФовские критики неистовствовали по поводу этой выставки! А через 10 лет, когда появилась установка, что классика является единственным правильным направлением, Машков в какой-то степени совпал с этой установкой.
Машков колорист от природы. Машков живописец. Ещё являясь членом «Бубнового валета», который считается авангардным, новаторским, экспериментаторским объединением, он приспосабливал к себе находки французской школы, изучал Матисса, Сезанна. И публика от него уже ждала именно такого рода работ. Но то, что он поменял в 1922 году манеру и углубился в классику, тоже было новаторством с его стороны. Если в матиссовско-сезановской период у него была задача организации декоративной плоскости картины, то теперь его задача – погрузить форму в пространство. Его живопись усложняется, в «Натюрморте с веером» это заметно.
В принципе живопись Машкова остаётся абстрактной. Надо помнить о том, что живописи, как любому серьезному искусству, абстракция внутренне присуща. Машков, конечно, никогда не теряет изобразительности. Все предметы в его полотнах, безусловно, узнаваемы, но основной мотив, основная задача – проследить за взаимоотношениями горизонталей, вертикалей, диагоналей и цвета, что заменяет нарратив. За этим следить не менее интересно, чем за сюжетом. И далее он ни на шаг не отходит от этой абстрактной задачи. Он строит иллюзорное пространство, создаёт форму в пространстве.
У него усложняется подход к работе. В портрете Марии Ивановны Машковой, который пришёл на выставку из Русского музея, наглядно видно, как форма тает в нейтральном пространстве фона, как исчезают черные контуры, которые были во времена «Бубнового валета». Появляется удивительно тонкое отношение к границам формы и пространства. Машков называл это «касание», то есть, когда цвет фона и цвет формы на границе переходят друг в друга, буквально молекулами, растворяясь друг в друге. Это очень серьезная задача, не под силу многим художникам.
Скажите, Елена, Илья Машков выдержит испытание интерьером?
Он может жить в любом интерьере. Мне приходиться наблюдать это, поскольку я бываю в домах коллекционеров, где висят произведения Машкова, хорошо висят. Машков меняет интерьер под себя. Его можно поместить хоть в минималистический интерьер, хоть в хай-тек, хоть в роскошную классику. Но поскольку произведения Ильи Машкова требуют долгого созерцания, рассматривания, то они либо сразу привлекают к себе внимание, и вы сосредотачиваетесь на картине, либо их присутствие незаметно, если вам неинтересна его живопись. Картины вещь удобная. Хорошие картины подходят к любому интерьеру