Ирина Нахова.

Женский павильон

Ирина Нахова, художник, амазонка московского концептуализма, как её часто называют в прессе. В 2015 году представляет русский павильон в Венеции, на биеннале современного искусства.

 Ирина, хочу задать вам вопрос, который, наверное, все задают, почему павильон стал зеленым, это, во-первых, и как определилась его структура, это, во-вторых?

 Как уже говорила, когда я впервые попала в Русский павильон, меня странно поразил его неприятно-желтый цвет. Мне страстно захотелось перекрасить его в зеленый, под цвет венецианской лагуны, деревьев сада, неба, сделать его настоящей садовой беседкой. В последствие же, оказалось, что архитектор Алексей Щусев первоначально выкрасил свой павильон именно в зеленый, и лишь позже он стал желтым…
Когда я впервые увидела павильон, он был абсолютно пуст. Только небо, птицы, деревья виднелись сквозь стекла светового фонаря второго этажа. Я сразу подумала, что обязательно надо проявить этот квадрат неба наверху, а для этого необходимо тотально затемнить все помещение. Когда в 1960-х годах павильон реставрировали и подняли пол, пропорции архитектуры испортились. Я же очень чувствительна к пространству, и поняла, что, таким образом, затемнение еще и исправит диспропорцию. Павильон показался мне идеальным местом созерцания, что меня приятно поразило.
Инсталляция «Зеленого павильона» состоит из нескольких комнат. Первая комната, серого, стального цвета, сделана по форме светового фонаря. Это кабина самолета, в ней находится пилот, вернее его голова в шлеме и кислородной маске. Мне хотелось, чтобы пилот был нашим проводником, проводником к собственным чувствам, прежде всего. Здесь нет вербальных коммуникаций, есть только зрительные. Мое искусство визуально, оно пробуждает к смотрению, а не к говорению. Чувство зрения - самое важное для меня чувство. Когда летчик открывает глаза (могу вам открыть секрет, что глаза летчика, которые смотрят на вас, принадлежат трем разным людям, трем молодым итальянцам)., соответственно, открывается небо, он открывает небо для людей, как всякий художник. Я же, как пилот, пилотирую на смотрение. Но пилотом может быть любой человек, открытый миру.
Поднявшись вверх на несколько ступенек, вы попадаете в абсолютно черное, как Черный квадрат Малевича, пространство. Если первая комната – это полудрема, то вторая - уже глубокий сон. На полу второй комнаты, в центре светится и мерцает квадрат. Сквозь стекло виден «подземный мир» населённый червями, или наполняющийся водой, или прорастающий деревьями. Если решитесь на него наступить, то над вами раскроется в вышине черноты, квадрат неба, которое затмит собой мир под вашими ногами.

Нижний этаж, где находится тотальная видеоинсталляция  представляет мои сны, про нашу историю, про мою семью, про маму, про папу, про дедушку, про бабушку. Весь видеоряд выстроен на личных архивах, архивах моей семьи. Видеоряд закольцован, длится 21 минуту. В инсталляцию включены также фотографии и восьмимиллиметровые фильмы отца, которые он снимал в конце 1950-х – 60-х-70-х годах. Видеоряд вписан в сменяющиеся архитектурные формы: неорусский стиль, конструктивизм, сталинский ампир. Все формы взяты из знаменитых проектов Алексея  Щусева, осуществлённых и не осуществлённых,  Мавзолея, самого павильона, гостиницы Москва, проекта Академии Наук. Там люди, много людей. Иногда на некоторых лицах неожиданно появляется кружок. Потом лицо зачеркивается и исчезает. Кружок – жест памяти. Так, моя мама, прямо на фотографии ручкой отмечала лицо, которое она ещё помнила в последние годы перед смертью. Так что этот жест очень личный, - просто мурашки по коже! Жест зачеркивания лиц тоже личный - это жест вымарывания людей не только физически, но и из памяти, и из истории, возвращает нас в 30-е годы к сталинским репрессиям, в которых погиб мой дед, мамин отец. Почти в каждой семье такое было, и нужно, чтобы люди помнили, чтобы такое никогда в будущем не повторилось. Без истории, без прошлого, не существует будущего.
Фрагменты истории, запечатленные на видео, время от времени как бы смываются водой, пространство заполняется деревьями, червяками. .. История смоет и нас. А как иначе? Но мы - часть истории, поэтому и не страшно. Так что инсталляция, - и о вечности тоже.

Есть и еще одна комната, на втором этаже последняя, красно-зеленая, кислотная, очень агрессивная. Она для меня является кошмарным сном. В красно-зеленой комнате сразу начинает кружиться голова. Комната – собирательный образ катастроф: тут и падение Римской Империи, и 11 сентября, и Алеппо со всем Ближним Востоком, и Газа, и Украина. Я против войны. Как могут люди убивать друг друга?

 Ирина, а что вообще, можно говорить о пространстве павильона, о технологиях, которые здесь задействованы?

 Пространство павильона оказалось очень тяжелым. Я работала пять месяцев, засыпала и просыпалась с колоссальными идеями. Если бы мне дали еще лет 20 жизни, часть из них я бы обязательно осуществила. Когда из всех предложенных мною проектов выбрали именно этот, я на нём сконцентрировалась. Он - об истории, о месте человека в жизни, о том, как мы видим будущее, о том, что не должно совершиться, он очень эмоциональный, общечеловеческий. В проекте задействованы высокие технологии, и я очень надеюсь, что все будет работать как надо. Однако, всегда боюсь, а вдруг что-то не сработает?

 Ирина, вы великолепно обращаетесь с пространством, вы оспариваете лавры изобретателя жанра тотальной инсталляции. Ваши знаменитые  комнаты тактильны, конструктивны, гениальны. Вы выступаете в этом жанре даже где-то как архитектор. Прокомментируйте, пожалуйста.

 Для меня пространство очень важно, что было всегда, начиная с мох первых комнатах, сделанных в 1980-е. Хотя тогда пространство для всех нас было замкнуто, ограничено, никто не выезжал за определенные пределы, а очень хотелось. Пространство - это то, что лично принадлежит вам. Я всегда любила с ним работать, перерабатывать, делать его меньше, больше, как бы путешествовать в нем. Между прочим, я очень люблю переставлять мебель, менять местами вещи. Мне всегда хочется домашних, интерьерных путешествий.
В данном случае, я получила уникальную возможность работать в большом масштабе и сделать весь русский павильон большим пространством путешествий. Здесь очень важна координата верха - низа, права – лева, координата истории, прошлого - будущего. И человек, который стоит посередине этих осей, а именно, в самом большом помещении второго этажа, на стекле, становится началом отсчета. Русский павильон для меня является еще и пространство сна, где каждое помещение перетекает одно в другое, снизу - наверх, справа - налево.  Все комнаты – это всё мои сны. Для меня стало немножко сном и то, что меня выбрали представлять Россию в Русском павильоне в Венеции.