Начинаем серию интервью со звездой отечественной архитектурной сцены Евгением Ассом. Архитектор-минималист, художник-рисовальщик, фотограф, дизайнер выставок, литератор – это еще не все, что можно сказать о его профессиональной деятельности. Евгений Асс - основатель и ректор архитектурной школы МАРШ, профессор МАРХИ, лауреат премии «Золотое сечение»1999 года. Евгения Асса часто сравнивают с Тадао Андо и Дэвидом Чипперфильдом (касательно реконструкции, реновации старой архитектуры). В первой части своего интервью Евгений Асс рассказывает о новых проектах, в том числе музейных, об архитектурных конкурсах и об архитектурной политике. Читайте!
Расскажите, пожалуйста, нашим читателям о своих новых проектах.
У нас сейчас большой портфель. В последние годы мы стали много работать с городом. В процессе строительства спроектированный нами парк «Музеон». Один павильон мы уже закончили, строится второй, который будет работать в основном для детей, в комплексе с детской площадкой. Проектируем третий. Это будет музей, поскольку «Музеон» – музейная институция и ей необходимы музейные площади. Там разместится и постоянная экспозиция и выставки. Музей будет мультифункциональным, с медиатекой, конференц-залом, мастерскими художников.
Продолжается строительство Нижегородского Арсенала, которое тянется уже много лет. Как будто бы, есть надежда до конца года его завершить. Надеюсь, строители справятся со всеми задачами, и бюджета хватит на то, чтобы детали были правильно сделаны, что очень важно.
А что можно сказать, касательно частных заказов?
Есть какие-то частные заказы. В этом году, например, по странному стечению обстоятельств, мы сделали в Москве три художественных галереи. Московский филиал «Петербургских антикваров» и галерея «Наши художники» уже работают, а галерея для владельцев The Art Newspaper Russia вот- вот откроется. Кроме того, в этом году у нас была очень урожайная выставочная работа. Кроме выставки Михаила Рогинского в Венеции в рамках Биеннале, мы сделали выставку «Взгляни в глаза войны» в Новом Манеже. Мне кажется, она получилась и убедительна по содержанию, и уникальна по архитектуре. Таких выставок в Москве просто и не было никогда. В перспективе – еще несколько выставочных проектов. Поскольку в Москве не так много архитекторов, которые занимаются проектированием выставок, то мы с удовольствием за это беремся.
Есть и большие городские проекты, например, проект Таганского парка. Есть и частные, и совсем мелкие заказы. У нас очень маленький офис, и я считаю, что мне удалось придумать идеальную систему деятельности, при которой мы впятером смогли в прошлом году одновременно вести 11 проектов! И все успешно завершить.
Ваши музейные, выставочные проекты очень хороши. Их можно сравнивать с аналогичными проектами, например, Тадао Андо, Дэвида Чипперфильда. Особенно это касается нижегородского Арсенала. Как работают со старой архитектурой в России и Европе?
Работа с Арсеналом – это работа с памятником архитектуры. Для меня она важна и в профессиональном, и в человеческом отношении. Меня сейчас больше всего интересуют проекты, связанные именно с реконструкцией, реновацией старой архитектуры, с ее современным прочтением. И в этом смысле, конечно, все, что сделал Тадао Андо в Венеции, абсолютно безупречно. Второй, гениальный пример, это конечно, Новый музей Дэвида Чипперфильда в Берлине. Эти проекты обладают глубинно- исторической, особой значимостью. Это - архитектурные события, потому что они подлинные. Во многих же современных работах подлинности я не вижу, просто - модная архитектура.
Например?
Я несколько разочарован, например, Главным Штабом в Петербурге. На мой взгляд, в нем есть какая-то чрезмерность и пафос, абсолютно не в контексте России. Нынешний Главный Штаб я нахожу слишком самоуверенным, слишком самоценным. А что касается экспозиционных залов, то там есть откровенно разочаровывающие места… Но я понимаю, что это может нравиться, и не буду спорить с теми, кому это нравится.
Вы занимаетесь и проектированием жилья. Можете прокомментировать этот сегмент вашей работы?
Только что мы построили домик, совсем маленький, частный, в Кратово, величиною в 150 кв. м. Для России дом может показаться маленьким, но, например, в Финляндии, 120 квадратных метров – это огромный дом, настоящая усадьба. Я вообще люблю все маленькое - в маленьком гораздо больше внимания обращается на каждую деталь, каждый квадратный миллиметр имеет значение.
Как вы относитесь к конкурсам?
С одной стороны, я понимаю, что это пока нет лучшего способа для выбора проектов - конкурс лучше, чем прямой заказ. Но иногда и конкурсы не приносят позитивного результата. Сам я не участвую в конкурсах уже давным - давно. Отчасти из-за того, что для меня участие слишком утомительно. И, как я уже сказал, при маленьком бюро заниматься чем-то еще, отвлекать людей, делать дополнительные усилия, когда мы едва справляемся с тем объемом работы, который у нас есть, как-то неразумно. Хотя иногда бывает соблазн.
Зато я замучился участвовать в жюри конкурсов, что онлайн, что оффлайн. К сожалению, у нас не принято платить за эту работу. Ты тратишь по нескольку дней на просматривание в интернете огромного количества проектов, голова идет кругом, все путается, спать хочется, но никто тебе за это не платит ни копейки. Это неправильно, во-первых, потому что селекция и судейство – это большая и ответственная работа, особенно для значимых объектов, во-вторых, потому, что это неуважительно к приглашенным серьезным профессионалам.
Я нередко отказывался участвовать задаром. Устроители считают, будто я требую, чего-то неприличного, при том что, как правило, в конкурсах всегда задействованы гигантские деньги. Но есть, например, Фонд Чернихова, который всегда платит жюри за работу. За границей же вообще невозможно представить себе, чтобы вам не заплатили за то, что вы участвуете в жюри. Но вот сейчас опять поддался и соблазнился на участие в жюри конкурса Евразийской премии. Хотя ни слова о поощрении не говорилось.
Я и сам тоже организовываю какие-то конкурсы. Думаю, что мы будем ими заниматься и в рамках новой школьной программы.
Конкурсы важны для молодых?
Не то слово, они важны чрезвычайно. Есть два типа конкурсов. Один конкурс – на иконические здания. Он обычно проводится весьма замысловатым образом, с предварительной селекцией, с большим бюджетом и с большими амбициями. Там обязательно должны быть иностранные участники. Сейчас это - конкурс на градостроительную концепцию развития прибрежных территорий Москвы – реки. Был конкурс на доработку архитектурного проекта реконструкции здания Политехнического музея, конкурс на разработку концепции архитектурного проекта нового здания ГЦСИ и т. д. Молодым людям там не прорваться, хотя бы потому, что надо предварительно показать портфолио и объем проделанной работы. Конечно, молодой команде сделать все это чрезвычайно сложно.
Второй тип конкурса – конкурс на небольшие муниципальные объекты. Это в значительной степени конкурс на выявление новых профессиональных ресурсов. В Швейцарии, например, ни одно здание не строится без такого конкурса. Супер-звезды обычно не удостаивают их вниманием, но молодежь с удовольствием в них участвует. Собственно, оттуда и начинается профессиональный рост архитектора. Во всех европейских странах совершенно нормальное дело конкурс на сельскую школу, краеведческий музей в деревне, районную библиотеку, небольшой жилой квартал. У нас этого вообще не получается… У нас все связано еще и с жесткой централизацией, потому что конкурсы происходят только в центрах, в Москве, Петербурге. Местный муниципалитет какой-нибудь Коломны вряд ли в состоянии заказать и устроить конкурс на новое музыкальное училище и по бюджету, и по культурному бекграунду. Хотя я уверен, что политика развития архитектуры должна строиться не на иконических, а на ординарных, базовых зданиях.