Дизайнер и художник, парижанка в 13-м колене, Мюриэль Руссо-Овчинников происходит из семьи архитекторов и художников. Мюриэль — жена известного московского художника Николая Овчинникова. Она стала москвичкой 21 год назад. Основанное ею креативное Агентство по коммуникациям «Lieu commun» занимается созданием имиджа различным фирмам. Прапраправнучка великого философа Жан Жака Руссо рассказывает о русском и французском менталитете, о русском и французском дизайне, и о том, что нас роднит, и что нас отличает.
Ты приехала в Россию 21 год назад, и это было очень символически…
Я впервые попала в Россию, в Москву в 1993 году, как раз в день путча, то есть, 3 октября. Я ехала к мужу, Николай меня встречал. У меня с собой было много чемоданов, холсты, краски, еще я везла из Парижа вещи Николы. В тот день стояла очень красивая погода. Я думала, вот, Николай встретит меня, мы бросим вещи и пойдем гулять по осенней Москве. А он говорит, быстро- быстро садись в машину, едем домой, потому что сейчас танки пойдут!
В Париже я окончила Высшую школу прикладного искусства, занималась искусством. В Москве же поняла, что кроме чистого искусства, хочу заниматься дизайном, бизнесом, созданием имиджа различным фирмам.
А когда начала заниматься дизайном интерьеров?
Сначала мы создавали нашим клиентам только имидж. Потом – интерьеры для их офисов. Потом клиенты захотели, чтобы мы занялись их частными, собственными интерьерами, потом стали приходить с просьбами их знакомые, знакомые знакомых… Стали поступать заказы и на другие общественные интерьеры: кафе, ресторанов. Сегодня у меня очень много проектов, которые сделаны мною, что называется, от А до Я. Я люблю придумывать историю от начала до конца, хотя все и не так просто.
Что для тебя странно и непонятно в России?
Мне до сих пор очень сложно понять русский менталитет. Здесь, в России ты, например, не всегда можешь защитить свой проект. Я, допустим, подписываю контракт с мужем, а потом появляется жена, которая со многим не согласна. Потому что она что-то обсудила с подружками, потому что куда-то съездила, что-то увидела и захотела «как там». Это, во-первых. Русские никогда тебе не верят. Это, во-вторых. Они всегда хотят дополнительных подтверждений. Они не верят профессионалу, не понимают, что это же наша работа!
Вы русские – настоящие Скорпионы. Вы все придумываете и открываете первыми, на 20 лет раньше других. Все, что вы сделали – я снимаю шляпу, - вы сделали быстро, качественно, просто гениально. Вы все знаете, вы объехали весь мир. Но, к сожалению, вы всегда убегаете, от себя. Вы уничтожаете то, что создали. Вам не нужна стабильность, она вас угнетает. Когда чуть-чуть что-то налаживается, вам становится скучно, и – новая революция! Вы всегда все уничтожаете и опять возвращаетесь к началу, к нулю. А еще у вас короткое дыхание, потому что непонятно, что будет дальше? Зачем бизнес план на долгое время, когда не знаешь, что будет через три года? И надо сказать, что иногда у меня от вас появляется какая-то усталость. Вы креаторы, вы отличники, вы герои. Но вы должны себя беречь.
Что ты любишь в России?
На самом деле, я очень люблю русских. Самые большие заказы делаются в пятницу вечером. Поэтому в пятницу вечером я всегда работаю допоздна. Не знаю почему, но все мне звонят, именно в это время. Вы – дети, вы хотите все и сразу, работаете быстро. Я тоже люблю работать быстро. И это меня с вами роднит. В России все работают в авральном режиме. Может быть, это не по – европейски, но мне это нравится.
Ты как позиционируешь свой стиль?
У меня уникальная семья: архитекторы – художники – снова архитекторы. Кто не был архитектором, тот был художником. Когда я делаю интерьеры, неважно, общественные или частные, для меня главное, нащупать и создать историю. У каждого человека есть своя личная история. Наша работа – найти ее и раскрыть, запечатлеть, рассказать. Мир глобализации, мир стандартов, где все одинаковое, мне не интересен.
Расскажи несколько историй, вокруг которых ты создавала свои интерьеры.
Это ресторан «Жан-Жак», например. Его идея очень проста, история незамысловата. Однажды я сказала Мите Борисову, что хочу у себя в Москве маленькое кафе на углу улицы, как в Париже. Мне нужно такое место, где людям будет приятно встречаться, место с атмосферой. Так и появился «Жан-Жак» на Большой Никитской. (Сейчас, надо сказать, существует уже девять кафе «Жан-Жак» в Москве, и четыре в Санкт-Петербурге). Для меня, Франция, Париж – это черное и зеленое, это историческое столовое стекло, стаканы, бутылки, кривые рюмки, это фотографии на стенах. Для меня в этом проекте было очень важно отдаться игре, сделать пространство, похожее на театр. Здесь люди, например, могут рисовать на салфетках. Здесь много зеркал, можно увидеть друг друга через зеркало, это очень романтично.
Еще у меня есть булочная «Мадам Буланже» на Никитском бульваре. В ней интерьер тоже раскручивается вокруг личной истории. Мадам Буланже - женщина, которая знает, как печь хлеб. Ее булочная – ее мечта. Для интерьеров булочной «Мадам Буланже» я нашла старые фото французских магазинов, сделала в интерьере «выставку ее увлечений». Это ее мир, где можно выпить настоящего яблочного сидра, съесть настоящий парижский тарт из сливы «Мирабель». Булочная «Мадам Буланже» максимально приближена и по виду, и по содержанию к традиционным французским булочным. Старая плитка на стенах в зале привезена из Италии, а в туалетных комнатах — из Голландии. Здесь нет одинаковых чашек и бокалов, посуду собирали повсюду: старинный французский фарфор, современный фарфор известных марок. Ложки тоже разные, в большинстве своем - винтажные. Часы, висящие на стене – тоже винтажные, им 120 лет! Так же «с историей», появилась и булочная «Волконский». А еще я очень люблю работать с музеями. Мы сделали дизайн для Декоративно-прикладного музея по теме «Абрамцево». Получилось очень интересно. Сейчас участвуем в реконструкции Политехнического музея. Я люблю предметы, обожаю работать с историями.
За 20 лет я, надеюсь, создала мост между Парижем и Москвой. Теперь хочу пойти еще дальше, создать мост между Москвой, Парижем и Азией.
Как изменилась Москва за 20 лет?
Изменилась очень. Двадцать лет назад люди были голодные, то есть, в прямом и переносном смысле. Но именно поэтому, мир был быстрей, интересней. Сегодня Москва больше похожа на Европу и в архитектурном, и в человеческом плане, где отношения между людьми и более серьезные, и более анонимные одновременно. Главное, что не изменилось с тех пор – отношения с моими бывшими клиентами. Они остались такими же теплыми. Ну, а в смысле инфраструктуры – перемены огромны, и хорошие, и плохие. Помню, как приехав в Москву в 93 году, я в центре города упала в яму, света не было. Сейчас это слышать странно. Ну, а нынче, например, главное отличие новой Москвы от той старой – огромное количество автомобилей и всякое отсутствие стратегии, как ехать… Из негативного – это еще и преобладания многоэтажных бизнес-центров, архитектурных монстров, которые заслоняют историческую застройку города даже в моем любимом Замоскворечье.
А в смысле интерьеров, что-то изменилось?
Сегодня велика конфронтация между глобализмом, который стремится к одинаковости и оригинальностью. Такого 20 лет назад не было. Сегодня люди не хотят быть одинаковыми, хотят быть особенными. Мы возвращаемся к личности.
Кем ты себя больше чувствуешь, дизайнером, декоратором, художником?
Я чувствую себя одновременно и художником, и дизайнером, и декоратором. Главное, я должна понять и сделать все, что могу для своих клиентов.
О художниках я хочу сказать отдельно. Мы с Николаем решили, что художникам важно коммутировать между собой и со своими потенциальными клиентами. Поэтому раз в несколько месяцев мы открываем в своей мастерской большую выставку, куда люди могут прийти и купить искусство совсем не по ценам галерей, вступить в непосредственный контакт с художником. Мы объясняем искусство – это наша работа, которую мы делаем. Самое важное, что есть между людьми – это коммуникации.